Сверхъестественное:
Жизнь Уилльяма Бранхама

МНЕНИЕ УИЛЛЬЯМА БРАНХАМА о противоположном поле формировалось ещё в детстве, когда он рос рядом с подпольной самогонной организацией. Он неоднократно наблюдал, как после наступления темноты замужние женщины украдкой заходили в сарай, где, затем, всю ночь пьянствовали с мужчинами, которые не были их мужьями. Обычно, к утру эти женщины были настолько пьяны, что мужчинам приходилось отпаивать их кофе и водить кругами по двору до тех пор, пока те, придя в чувство, могли сами дойти до дома, чтобы приготовить завтрак своим семьям. Их поведение вызывало у Билли отвращение. Он размышлял: “Если женщины такие негодницы, я ни за что не женюсь, даже если мне будут “навязывать” это”.

В результате этих негативных впечатлений Билли испытывал неприязнь к любому общественному мероприятию, где мог бы столкнуться с девчонками. Будь то вечеринка по случаю дня рождения или сельский праздник с танцами в амбаре — Билли всеми усилиями старался избегать этого. При первом же намёке на праздничные приготовления он запоминал время и место, где это будет происходить, и умудрялся быть в назначенное время занятым. Подчас и его родители приглашали соседей и устраивали весёлую вечеринку с танцами. Такими ночами Билли брал свой фонарь, охотничьего пса и отправлялся в лесную глушь, охотясь полночи на енотов и опоссумов. Если при его возвращении домой музыканты по-прежнему пиликали на скрипках, он взбирался на самый верх дровяного навеса и спал там до рассвета.

Уход Билли из школы не разрешил ни одной из его проблем — они просто-напросто стали проявляться по-новому. Он по-прежнему вынужден был бороться с постоянной неприязнью со стороны сверстников. Большинство местных мальчишек недолюбливали его, потому что он не курил и не выпивал, а девчонкам он не нравился из-за того, что не ходил на танцы и вечеринки. Его не могли понять. Но худшее заключалось в том, что Билли не мог понять самого себя. Хотя он любил людей и желал быть воспринятым ими, он, в то же время, не мог заставить себя поступать подобно другим мальчишкам своего возраста.

Он не раз размышлял: “Что ж, если мне суждено быть изгнанником, тогда я стану охотником и буду расставлять капканы. Когда достигну совершеннолетия и смогу где-нибудь раздобыть достаточно денег для содержания моей матери, отправлюсь в штаты Колорадо и Вашингтон, или, возможно, поеду в Британскую Колумбию и буду охотиться, расставляя капканы. Возьму своё ружьё, капканы, свору охотничьих собак и буду жить там до самой смерти. И никогда не женюсь”.

Всегда, когда у Билли намечались перспективные планы, он считался со своей матерью. Он терзался при виде того, сколько она испытывала трудностей и невзгод из-за аморальной жизни Чарльза. К тридцати годам она была матерью восьмерых мальчиков, старшему из которых исполнилось пятнадцать. Денег и одежды постоянно не хватало; часто не было достаточно и пищи. Билли видел её сидящей на пороге и плачущей, с ребёнком на руках, выставленной за дверь своего же дома; в то время как Чарльз, бессознательно пьяный, всю ночь лежал в комнате. И, тем не менее, Элла Бранхам оставалась верной своему мужу и постоянно заботилась о том, чтобы её семья была одета, накормлена и, по возможности, счастлива. Билли любил маму за её благопристойность; любил за то, что она принимала его таким, каким он был, включая все его странности. Ему казалось, что жизнь должна была наделить её большим, поэтому он считал своей обязанностью заботиться о её благополучии. Её пример вселял в Билли надежду, что в мире ещё остались приличные женщины.

В канун 1926 года в их город приехала новая девушка, которая завязала дружбу с подругой Джимми Пула. Билли и Джимми были закадычными друзьями, и однажды в его доме Билли столкнулся с этой девушкой. Её красота поразила его: глазки у неё были, как у голубки, зубки белые, как жемчуг, а шея изящная, как у лебёдушки. Когда Джимми представил его, она похлопала глазками и кокетливо сказала: “Приветик, Билли”. Это решило дело. Билли попался на крючок.

Позже Джимми играл роль посредника. 
— Думаю, что ты ей нравишься, Билли.
Билли просто растаял: 
— Правда?
— Конечно же, она любит тебя. Послушай-ка, а почему бы нам не устроить двойное свидание? Мы прокатимся с ними в старом “Форде” моего отца… в том случае, если мне удастся его завести.
— Ну, не знаю, — нервно ответил Билли. 
— Конечно же. Мы отлично проведём время. Но нам придётся раздобыть немного наличных. Сколько денег ты можешь наскрести? 
Билли колебался, но затем решил, что если он действительно нравится этой прелестной девушке, тогда ему следует раскошелиться. 
— У меня есть 30 центов.
Это удовлетворило Джимми. 
— Отлично. У меня 35 центов. Этого должно хватить. Не учитывая бензин, мы должны купить им что-нибудь попить или мороженое, или что-нибудь ещё.
У Билли возникла мысль, как поближе познакомиться с этой девушкой. 
— Послушай, Джимми, а что если ты будешь за рулём, а я сделаю покупки?
— Звучит неплохо.

Им пришлось поднять домкратом задние колёса и раз десять заводить мотор рукояткой, пока старенький “Форд” модели “Т” не завёлся. К тому времени, когда они заехали за своими девушками, солнце уже село. Билли и его спутница сели на заднее сиденье. Как всегда застенчивый, Билли отодвинулся к краю, как можно дальше от неё. Он надеялся, что темнота и расстояние между ними скроют его потрёпанную одежду.

Выжимая газ до предела, они с грохотом мчались по освещённым луной сельским дорогам, направляясь неведомо куда. Джимми и его спутница, сидевшие на передних сиденьях, заправляли всем разговором. Билли же сидел спокойно, украдкой поглядывая на свою девушку. Он восхищался, какой сияющей она выглядела при лунном свете, и его сердце переполнялось гордостью при одной лишь мысли, что такая красавица согласилась ехать с ним. Что ж, возможно, девушки были не так уж и плохи.

Она посмотрела в его сторону и улыбнулась. 
— Прекрасный вечер, не правда?
Билли ответил: 
— Да, мадам.
— Сегодня вечером в “Садах Сикаморов” будут танцы, — подметила она. — Давай съездим туда.
Билли стало не по себе. 
— Нет, мадам, мне не хочется. Я не танцую.

Они ещё немного поколесили по сельской местности, пока не подъехали к придорожному магазину. Билли с Джимми распланировали все свои действия. Билли откашлялся, говоря: 
— Джимми, у меня немного пересохло в горле. Как ты считаешь, может, нам следует здесь остановиться?
— Отличная мысль, Билли. 
Джимми остановил машину у входа и сказал: 
— Я пойду купить что-нибудь поесть и попить. 
— Не беспокойся, — сказал Билли. — Я пойду и всё куплю.

Всё это было подстроено, потому что у Джимми не было и цента в руках. Они потратили 25 центов на восемь литров бензина, оставив 40 центов, которые Билли держал у себя в кармане.

Сэндвичи (большие, с ветчиной, щедро сдобренные луком) стоили по 5 центов каждый, и у Билли как раз хватило денег, чтобы купить ещё четыре бутылки кока-колы. Они кушали в машине, наслаждаясь стрекотом сверчков и прохладным вечерним воздухом. Билли был в хорошем настроении. Он и вправду понравился этой девушке! В этот вечер он был частью компании и чувствовал себя кем-то важным.

Они выпили кока-колу, и Билли понёс сдавать бутылки в магазин, чтобы возвратить за них деньги. Когда он вышел, вся тройка сидела в машине и курила. Билли едва ли мог поверить своим глазам: его спутница, та прелестная девушка, курила сигарету! Она откидывала назад голову, выпуская дым через нос. Билли стало не по себе. Он грузно взобрался на заднее сиденье.

Его девушка предложила: 
— Хочешь сигарету, Билли?
— Нет, мадам, — ответил он с недовольством. — Я не курю.
Её охватило раздражение. 
— Билли Бранхам, в чём дело? Сначала ты мне сказал, что не танцуешь; теперь говоришь, что не куришь. Тогда что же тебе нравится делать?
— Я люблю охотиться и рыбачить.
— Как глупо, — сказала она и с отвращением вздёрнула верхнюю губку. — Возьми-ка, Билли, выкури эту сигарету и придай своей жизни больше веселья. 
— Нет, мадам, я не хочу этого делать.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что у нас, девчонок, больше мужества, чем у вас? — ухмыльнулась она. — Да ты просто большой неженка.

Неженка? Это ужасное слово причиняло боль больше, чем капкан на бобра, вонзившийся в лодыжку. Неженка? Боль жаром обдала его сердце! Неженка? Только не он. Он был “большим, крутым Биллом” — охотником, капканщиком, бойцом. Неженка? Теперь-то он ей покажет.

— Дай сюда сигарету! — потребовал он. 
Лёгким щелчком она самодовольно вынула её из пачки и передала ему. Билли сказал: 
— Дай-ка мне спички.
— Ну, теперь ты больше похож на мужчину, — сказала она, подавая коробок.

Билли зажёг спичку и, держа в другой руке сигарету, поднёс их одновременно ко рту. Но не успела сигарета коснуться его губ, как послышался шум, похожий на шелест листьев, кружащихся на ветру. Билли опустил сигарету и напряг слух: ничего не было слышно. 
“А, мне это просто показалось”, — подумал он. 
— В чём дело, Билли? — спросила его спутница. 
Он, вздёрнув голову, сказал: 
— Ничего. Я просто пытаюсь закурить.

Билли снова поднёс сигарету ко рту и снова услышал тот звук, на этот раз громче. Тихий равномерный шум ветра нарастал, становясь всё более мощным, пока не превратился в гул. “Хш-ш-ш-ш!” Его руки замерли, не достигнув рта, и он вспомнил тот низкий голос в листве тополя, предостерегавший его: “Никогда не пей, не кури и не оскверняй своего тела никаким образом. Когда повзрослеешь, для тебя будет труд”. У него затряслись руки. Спичка догорела до самых его пальцев, и он уронил её. За ней упала и сигарета. Он заплакал.

Его девушка захихикала. 
— Теперь уж я точно знаю, что ты неженка.
Злой, расстроенный и перепуганный, Билли распахнул дверь машины, выскочил из неё и, плача, зашагал по дороге. Джимми ехал возле него. 
— Ну же, садись, Билл. 
Билли покачал головой. 
— Нет, Джимми, — ответил он и продолжал идти. 
Джимми, по-прежнему, ехал рядом, уговаривая его сесть в машину, в то время как спутница Билли безжалостно насмехалась над ним: 
— Билли Бранхам, ты долговязый неженка. А я-то думала, что ты мужчина. 
— Я тоже думал, что я мужчина.

Всхлипывая, Билли свернул с дороги и пошёл прямо через поле, где машина не могла за ним ехать. Он машинально шагал, потеряв из виду дорогу, пока не очутился за холмом. Там он свернулся калачиком на земле и стал рыдать, глядя на луну: “Я никуда не годен. Я не могу завести друзей. Я выродок среди парней. Никому нет до меня дела. Тогда зачем я живу? Какая из этого польза? О-о, если бы я как-то мог умереть прямо здесь и положить конец всем этим мучениям. Я стал пленником чего-то странного и даже не знаю, что с этим делать”.

Он рыдал до тех пор, пока силы и чувства не иссякли. Затем он просто сидел там, вперившись на луну; чувствуя себя таким же мёртвым, как и тот безжизненный каменный шар, висящий в небе. Вдруг он ощутил нечто странное, будто что-то давило на него. У него возникло жутковатое ощущение, что он не один. Затаил дыхание, прислушался — кругом была мёртвая тишина. Он стал озираться, всматриваясь в освещённое лунным светом поле. Никого не было видно, но Билли ощущал, что кто-то (или что-то) находится очень близко от него. Мурашки пробежали по его спине. До смерти перепуганный, он во все ноги пустился домой.

Такого рода странные переживания приводили Билли к сознанию того, что его жизнь отличалась от обычной жизни людей, и не одной лишь нищетой. Для него были мучительно-непонятны те “приключения”, которые то и дело случались с ним, и странные встречи, наподобие той, с гадалкой. Однажды, на ярмарке с аттракционами, Билли шёл с Джимми Пулом по центральной улице и слушал, как зазывалы приглашали на игрища и к торговым лоткам. Ребята проходили мимо палатки гадалки, где у полога, закрывавшего вход, стояла молодая цыганка.

— Эй, послушай! — окликнула цыганка. — Подойди сюда на минутку.
Оба парня обернулись. 
— Ты, в полосатом свитере, — добавила она.
Билли был в полосатом свитере и, полагая, что ей надо, чтобы он сходил купить бутылку кока-колы и бутерброд, подошёл к гадалке. 
— Да, мадам, чем могу быть полезен?
— А ты знаешь, что за тобой следует Свет? — спросила она.
Эти странные слова поразили Билла. 
— Свет? Что вы имеете в виду?
— Я вижу, что ты родился под знаком, очень таинственным; три главных планеты пересеклись орбитами над твоим первым домом, и все они соединились с Нептуном. Вот почему за тобой следует Свет. Ты родился для Божественного призвания, — объяснила она.
Билли бросило в дрожь. 
— Послушайте, женщина, замолчите! — он резко прервал её и поспешно удалился.

Позже Билли рассказал об этом случае своей матери, и она сказала, что он поступил правильно, так как все гадалки от дьявола. Это не давало ему покоя. “Как мог кто-то, явно имеющий дело с дьяволом, выделить его из толпы как имеющего… (как же цыганка назвала это?), имеющего “Божественное призвание”?”

Будучи неспособным понять самого же себя, Билли всё больше и больше стал разочаровываться в своём положении. Почему он всегда казался “гадким утёнком”, который не мог ужиться со своими сверстниками? Дома ему было не слаще. Хотя к этому времени Чарльз со своей семьёй переехал из прежней хатки в больший дом на земельном участке мистера Уотена, на окраине Джефферсонвилла, их домашняя жизнь по-прежнему проходила в замешательстве и неразберихе. В августе 1927 года Элла Бранхам родила девятого ребёнка — Джеймса Дональда. Теперь в доме было девять мальчишек, в возрасте от одного до восемнадцати лет, которые вместе жили и дрались.

Истинный покой Билли, как всегда, находил в лесах, где любил бродить со своим псом Фрицем. Внезапно налетел сокрушительный удар. Мистер Шорт, заместитель местного шерифа, отравил Фрица. Сгорая от ненависти, Билли пришёл в исступление. Чарльз поймал своего сына, когда тот направлялся к полицейскому участку с ружьём в руках. 
— Папа, я убью его, — огрызался Билли, дрожа от злости. 
Чарльз вырвал ружьё из рук разгорячившегося сына. 
— Ты не сделаешь этого ни за что на свете.

Билли вернулся к могиле своего пса, опустился на колени и снял шляпу. “Фриц, ты был мне другом, настоящим товарищем. Ты укрывал меня, кормил и провожал в школу. Я собирался заботиться о тебе, когда ты состаришься. Но вот, мистер Шорт погубил тебя преждевременно. Обещаю тебе, Фриц, что он не будет жить. Однажды я выслежу его, идущего по улице, и налечу на него машиной. Я ему отомщу за тебя”.

Поскольку теперь Билли лишился своего лучшего друга, он почувствовал, как никогда раньше, что нуждается в жизненной перемене. Он переправился через реку в Луисвилл, штат Кентукки, и записался в военно-морской флот. Когда вечером он сказал об этом матери, она пришла в ярость. На следующее утро, отправившись в призывной пункт военно-морского флота, она уговорила вычеркнуть фамилию своего сына из списка.

Билли понял, что если придётся сделать решительный шаг, он должен будет сделать это втайне. Немного погодя, осенью того же года, он воспользовался одной возможностью. Его знакомый по имени Франциско собирался поехать на Запад в Финикс, штат Аризона. Билли намекнул ему, что когда-нибудь он тоже намеревается отправиться на Запад. Мистер Франциско понял Билли с полуслова и попросил его поехать вместе, предложив плату за то, что он поможет ему вести машину в этой сложной поездке протяжённостью в 3200 километров. Билли охотно принял это предложение, и вскоре они были готовы отправиться в путь. Он сказал матери, что собирается пойти в поход в Туннель Милл на неделю или две. Таким образом, он мог покинуть город без опасения, что она попытается его отговорить, а когда приедет в Аризону, написать ей письмо и всё объяснить.