Сверхъестественное:
Жизнь Уилльяма Бранхама

ТРИ УЖАСНЫХ ДНЯ находился Уилльям Бранхам на том крошечном островке, отрезанный водой от внешнего мира. Большую часть времени провёл он в мучениях, воображая самое худшее: ему казалось, что его жена и дети плавали вниз лицом на поверхности реки, и их прибило где-то к куче сломанных сучьев. Такие мысли чуть ли не разрывали ему душу. В муках и страдании Билл молился своему Творцу, прося Его о помощи, но как бы усиленно он ни молился, не мог он обрести утешение в Господе. Казалось, будто Бог повернулся к нему спиной и отказывался слушать его. Всякий раз, когда Билл молился, его мысли устремлялись к тем пятидесятникам, с которыми он повстречался в Мишавоке. Были ли они на самом деле “отбросами” из других церквей? Или же они ушли из тех церквей потому, что нашли нечто истинное? Сидя часами напролёт в этом заточении на островке, Билл имел предостаточно времени, чтобы подумать, являлись ли те эмоциональные пятидесятники “отбросами” или нет, а также следовало ли ему предпочесть мнение своей тёщи водительству Святого Духа.

На второй день его “островного заключения” дождь, наконец, прекратился; облачный покров немного рассеялся, и время от времени сквозь мглу пробивались солнечные лучи. Пилоты патрулировавшего самолёта заметили Билла и сбросили ему съестных припасов. На третий день ветер утих, поэтому он решил снова предпринять попытку переправиться. Ему удалось проплыть в лодке вдоль берега разлившейся речки ещё километра полтора до небольшого населённого пункта под названием Порт-Фултон, находившегося как раз на достаточной высоте, так что волны, плескаясь, заливали лишь нижние крылечные ступеньки у некоторых домов. В Порт-Фултоне Билл оставался неделю, с нетерпением ожидая, когда вода пойдёт на убыль и течение замедлится. Наконец, уже не в силах больше ждать, он сделал очередную попытку добраться до отдалённого берега, и в этот раз ему улыбнулась удача.

Надёжно привязав моторку к дереву, Билл отправился пешком вдоль шоссе в сторону Чарльзтауна. Войдя в город, он начал спрашивать всех встречных, было ли им известно что- нибудь о поезде, приехавшем из Джефферсонвилла до того, как наводнение смыло рельсы. Кого бы он ни спрашивал, никто об этом ничего не знал. Отчаявшись, Билл поплёлся по улице к железнодорожному вокзалу.

Мимо него проехала машина и вдруг остановилась.
— Ну, Билли Бранхам, какими судьбами ты оказался в Чарльзтауне?

Был это полковник Хэйз, старый друг семьи. После того, как Билл объяснил ему своё отчаянное положение, полковник Хэйз сказал:
— Садись, Билли. Я помогу тебе найти их.

Вскоре они стояли в дверях железнодорожного диспетчерского пункта. Билл спросил дрожащим голосом:
— Десять дней назад — в ту ночь, когда прорвало дамбу в Джефферсонвилле, — пришёл ли сюда поезд около полуночи? Он состоял из товарных вагонов, но эти вагоны были заполнены людьми — больными людьми.
— Как же я мог забыть тот поезд?! — ответил диспетчер. — Он был последним, прежде чем смыло рельсы.
Билл ощутил прилив облегчения.
— Что произошло с теми людьми? — спросил он с нетерпением.
— Затрудняюсь сказать. Поезд здесь вообще не остановился. Я ничего не знаю о его конечной остановке, но машинист, который управлял им, будет вскоре здесь проезжать. Будьте поблизости.

Машинист располагал большей информацией.
— Мать с двумя маленькими детьми? Да, я помню их. Они все были очень больны. Мы высадили их в Колумбусе, Индиана. Молодой человек, вам, скорее всего, не удастся туда добраться. Наводнение отрезало от Колумбуса все поезда, и все дороги тоже заблокированы..

Когда Билл и полковник вышли из вокзала, Билла охватило беспокойство, и он нервно потирал руки и дёргал за пальцы. Полковник Хэйз положил ему на плечо твёрдую руку и сказал:
— Я могу доставить тебя туда, Билли. Я знаю объездную дорогу, которая идёт через возвышенности. Я вполне уверен, что вода её не затопит.
— Тогда поехали!

Колумбус, штат Индиана, находился в 80 километрах на север. Приехали они туда в сумерки и вскоре узнали о баптистской церкви, которая была временно преобразована в госпиталь для размещения всех больных и увечных, пострадавших от наводнения. Подъехав к этому зданию, Билл бросился бежать вверх, перескакивая через три ступеньки. В зале толпились люди. Вдоль одной стены были нагромождены церковные скамьи, а пол был усеян раскладушками. В большом зале царил шум и беспорядок: люди ходили между рядами и разговаривали, больные стонали и кашляли.

— Хоуп! Хоуп! Где ты?! — в отчаянии закричал Билл.
Все лица повернулись в его сторону. Билла это не волновало. Он побежал между раскладушками, разыскивая то единственное лицо, которое для него было дороже всех других.
— Хоуп, где же ты, любимая?!

Билл увидел, как в самом конце зала поднялась худенькая рука. Пулей побежал он вдоль ряда раскладушек, пока не остановился у её постели. При первом взгляде на свою возлюбленную жену Билл невольно вздрогнул. “Боже милостивый!” — подумал он. Кожа Хоуп была бледной как полотно, руки же выглядели такими костлявыми; она, должно быть, похудела килограммов на двенадцать. Глаза её настолько ввалились, а щёки так сильно впали, что были отчётливо видны очертания скуловых костей.

Хоуп взглянула на него и с трудом улыбнулась.
— Билл, прости, что я так ужасно выгляжу.

Билл упал на колени и сжал её в своих объятиях. Стараясь изо всех сил говорить ровным голосом, он произнёс:
— Любимая, ты выглядишь хорошо. Я сожалею, что ты настолько больна... А где Билли Поль и Шарон?
— Они у кого-то там, в той комнате. Мне не разрешают увидеться с ними.

В этот момент чья-то рука коснулась плеча Билла.
— Не вы ли почтенный Бранхам?
— Да.
— Я один из здешних врачей. Можно мне поговорить с вами несколько минут наедине?

Как только они отошли на достаточное расстояние, чтобы Хоуп не могла их услышать, врач сказал:
— Почтенный Бранхам, мне очень прискорбно говорить это вам, но у вашей жены развилось туберкулёзное воспаление лёгких. Не думаю, что теперь его можно чем-нибудь остановить.

Слова эти, как скальпель, рассекли Биллу грудь.
— Нет, доктор, неправда. Бог может её спасти.
— Что ж, может быть и так, но что касается медицинской науки, вашей жене конец. Мы ничем не можем ей помочь. Я также забочусь о ваших детях. Ваш мальчик в довольно хорошем состоянии, а вот у девочки очень сильное воспаление лёгких. Вы будете счастливцем, если она оправится от этого.

— О Боже, смилуйся! — зарыдал Билл.
— Не падайте духом на глазах у вашей жены, — посоветовал ему врач. — От этого ей станет только хуже. Она не знает, что умирает.

Билл смог побороть и взять под контроль свои душевные страдания.
— Когда я смогу забрать её и детей назад в Джефферсонвилл?
— Как только откроют дороги.

Вернувшись к раскладушке Хоуп, Билл сказал:
— Любимая, доктор сказал, что через несколько дней я смогу отвезти тебя домой. Мы попросим доктора Сэма Эдера заботиться о тебе.

Тонкие губы Хоуп скривились в жалостной улыбке.
— Билл, это будет замечательно. Может быть, Бог смилуется надо мной и позволит мне жить.
— Я надеюсь всем моим сердцем, что Он это сделает, — сказал Билл, с трудом удерживая голос ровным.

ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ была прикована Хоуп к постели в джефферсонвилльской больнице. Доктор Эдер перепробовал всевозможные средства, какие только были в его врачебной практике, чтобы вывести её из постоянно ухудшавшегося состояния. Ничто не помогало.

Когда Хоуп начала харкать кровью, Билла охватило сильное беспокойство. Доктор Эдер не многим мог утешить, как только объяснить ему, что происходило:
— Туберкулёзные бациллы, заразившие её лёгкие, проели кровеносный сосуд в бронхиальном дереве. Вот откуда появляется кровь.
— Доктор, есть ли что-нибудь ещё, что мы можем испробовать? Я в отчаянии.
— Я знаю доктора Миллера, который работает в санатории в Луисвилле. У него большой опыт с туберкулёзом; возможно, у него будут какие-нибудь предложения. Я позвоню ему.

Доктор Миллер переправился через реку обследовать Хоуп, после чего высказал своё мнение.
— Похоже, что болезнь развилась довольно сильно. Единственное, что может помочь — это лечебный пневмоторакс.
— Что такое пневмоторакс? — озадаченно спросил Билл.
— “Пневмо (pneumo)” по-латински значит лёгкие, а “торакс (thorax)” — грудная полость, в которой находятся сердце и лёгкие. Пневмоторакс — это состояние, при котором воздух или газ проникает в промежуток между лёгкими и стенкой грудной клетки, увеличивая давление в той области, что, в свою очередь, приводит к спадению лёгких. При некоторых лёгочных заболеваниях такое происходит самопроизвольно и обычно очень злокачественно. При искусственном пневмотораксе мы преднамеренно выводим из действия одно лёгкое. Поскольку туберкулёзные бактерии нуждаются в большом количестве кислорода для выживания, то, если мы по очереди пережимаем одно из лёгких, нам иногда удаётся задушить микробы.
— Это подаёт надежды. А в чём это заключается?
— Мы прокалываем иглой грудную клетку между рёбрами. Затем впускаем измеренное количество воздуха, пережимая поочерёдно одно из лёгких. Лёгкие постепенно поглощают этот воздух, поэтому через определённые промежутки времени мы должны опять вводить воздух на протяжении всего лечения.

Теперь Билли не очень-то был уверен в этом.
— Это выглядит рискованно.
— Мы не можем гарантировать успех, — сказал доктор Миллер.

Билл обсудил это с Хоуп, и она согласилась воспользоваться этим шансом. В джефферсонвилльской больнице не было пневмотораксного аппарата, поэтому Билл занял денег, чтобы взять его напрокат из луисвилльской больницы. Он держал Хоуп за руку, в то время как врачи обезболивали её бок и прокалывали иглой грудную клетку в межрёберном промежутке. На протяжении всей этой процедуры Хоуп кусала себе губы и изо всех сил сжимала руку Билла. Она была в ужасных муках. Когда доктор Миллер всё закончил, Биллу пришлось отрывать пальцы Хоуп от своей руки.

После проведения этого лечения доктор Миллер решил сделать рентгеновские снимки обоих её лёгких. Он тщательно их исследовал и затем позвал Билла к себе в кабинет.

— Почтенный Бранхам, боюсь, что мы потерпели неудачу. Лёгкие вашей жены уже слишком сильно поражены. Нет ничего на свете, чем мы могли бы помочь ей сейчас. Всемогущий Бог зовёт её Домой. Боюсь, что ей осталось жить всего лишь несколько дней.

Терзаемый невыразимыми муками, Билл вернулся в палату Хоуп. Лёжа в постели, она выглядела такой бледной и хрупкой, как большая фарфоровая кукла. Он так сильно её любил! Как же он сможет жить без неё? А дети? Билли Полю не исполнилось ещё и двух лет, а Шарон Роуз ещё не было и девяти месяцев. Что же они будут делать без матери?

— Доктор сказал тебе что-нибудь? — спросила Хоуп.

Билл покачал головой.
— Не спрашивай меня об этом, любимая. Сейчас я должен идти на работу, но я буду приходить сюда через каждые пару часов, чтобы проверять твоё состояние.

Ему ужасно не хотелось от неё отходить, однако за последние несколько месяцев он задолжал сотни долларов на медицинские расходы, поэтому должен был по-прежнему работать, чтобы выплатить все долги.

В четверг, 22 июля, Билл патрулировал в 50 километрах на север, недалеко от Скоттсбурга, штат Индиана, когда по радио, наконец, передали это ужасное сообщение: “Обращаемся к Уилльяму Бранхаму: ваша жена при смерти. Если хотите застать её ещё в живых, лучше отправляйтесь туда прямо сейчас”.

Билл остановил свой грузовик у края дороги и вышел из кабины. Отстегнув ремень с кобурой револьвера, он положил его на сиденье; затем снял шляпу и встал на колени у обочины. Склоняя голову пред Богом, он стал молиться: “Небесный Отец, я сделал всё, что в моих силах. Тебе известно, как Ты терзаешь душу Твоего слуги; но я, вероятно, терзал Твою душу, когда послушался своей тёщи вместо Тебя. Я попросил у Тебя прощения раньше. Господь, пожалуйста, не позволь Хоуп умереть прежде, чем я смогу увидеть её ещё раз”.

Сев в кабину, он включил сирену и помчался к больнице, выжимая газ, насколько мог выдержать его грузовик. Вбежав по ступенькам через парадную дверь, Билл увидел Сэма Эдера, шедшего по коридору в его направлении. Доктор Эдер взглянул на него, опустил голову и вышел через боковую дверь, чтобы избежать встречи с ним. Билл побежал по коридору и распахнул эту дверь.

Сэм обнял его рукой и проговорил сквозь жалобный стон:
— Билли, бедняга.
— Доктор, скажи мне, она ещё жива?
— Думаю, что жива, Билли. Но ненадолго.
— Доктор, идём со мной в её палату, а?

Доктор Эдер повесил голову.
— О Билл, не заставляй меня идти туда. Хоуп испекла мне так много пирогов. Она мне, как сестра. У меня не хватает сил, чтобы вернуться в ту палату.

Медсестра открыла дверь и вошла в комнату.
— Почтенный Бранхам, я прошу вас принять это лекарство. Оно успокоит ваши нервы.

Билл отодвинул лекарство в сторону и пошёл к палате Хоуп.
— Я пойду с вами, — сказала медсестра и пошла за ним.
— Билл, она без сознания, — выкрикнул доктор Эдер ему вслед.

Хоуп лежала на больничной койке; лицо её было закрыто простынёй. Билл оттянул простыню. Её глаза были закрыты, рот же был приоткрыт, а тело до того истощилось, что весило не больше 50 килограммов. Билл положил свою руку ей на лоб; он был холодным и липким. Взяв её за плечо, он легонько потряс её и сказал:
— Хоуп, любимая, ответь мне. Я люблю тебя всем моим сердцем. Пожалуйста, поговори со мной ещё раз.

За этим не последовало никакого ответа, ни малейшего движения. Билл начал молиться вслух:
— Боже, я знаю, что я ошибался, но позволь ей, пожалуйста, поговорить со мной ещё один...

Не успел он закончить молитву, как веки Хоуп вздрогнули, а затем она открыла глаза. Она попыталась поднять руки, но была слишком слаба. Она шевелила губами и говорила невнятно.

— Это так легко, — сказала она. — Почему ты позвал меня?

Билл наклонился над койкой, чтобы лучше слышать.
— Что ты имеешь в виду, сладкая моя?
— Билл, ты говорил об этом, ты проповедовал об этом, но ты не можешь представить себе, насколько это прекрасно.
— О чём ты говоришь?
— Я уходила Домой. По обеим сторонам возле меня стояли два человека в белых одеждах. Мы шли по дорожке, вдоль которой цвели великолепнейшие цветы и возвышались изящные пальмы. Повсюду пели прекраснейшие птицы и порхали с дерева на дерево. Там был такой покой. Затем я услышала, как ты звал меня вдали, и я вернулась, чтобы увидеть тебя.

Хоуп заметила медсестру, стоявшую за спиной её мужа.
— Луиза, когда ты выйдешь замуж, я надеюсь, что у тебя будет такой же хороший муж, как мой. Он такой добрый, такой чуткий.

Медсестра закрыла лицо носовым платком и поспешно удалилась из палаты.

— Нет, моя милая, я не смог ухаживать за тобой так, как мне хотелось, — сказал Билл.
— Ты сделал всё, что было в твоих силах, Билл, и я люблю тебя за это. Но мне нужно спешить — они ждут меня. Прежде чем я отойду, я хочу сказать тебе кое-что. Ты знаешь, почему я ухожу, не так ли?

Он попытался сказать “да”, но никак не мог выдавить из себя это слово, поэтому просто кивнул головой.

— Нам вовсе не следовало слушаться маму, — прошептала Хоуп. — Эти пятидесятники правы. Обещай мне, что однажды пойдёшь к ним. Воспитывай наших деток таким образом.
— Я знаю, что мне не следовало слушаться твою маму. О-о, если бы я только мог вернуться в прошлое и прожить это заново! Я поступил бы совсем иначе. Но однажды я наверстаю упущенное.
— Билл, помнишь то ружьё, которое ты хотел купить, но у нас не было достаточно денег для начального взноса?
— Да, дорогая, я помню его.
— Я так сильно желала, чтобы у тебя было это ружьё. Я копила по 5 и 10 центов из тех денег, которые ты давал мне на одежду и мелкие расходы каждую неделю. Когда вернёшься домой, посмотри на складную кровать. Там ты найдёшь конверт с деньгами. Обещай мне, что купишь это ружьё.

Он тяжело вздохнул и пообещал:
— Я куплю его ради тебя.
— Ещё кое-что... Я хочу попросить у тебя прощения, потому что скрывала от тебя нечто. Помнишь то время, когда мы ехали в Форт-Уэйн, и ты купил мне те чулки?
— Да, я помню это.
— Билл, ты купил мне совсем другие чулки. Те чулки были для пожилых женщин, и я отдала их твоей матери. Я ничего не сказала тебе об этом, так как не хотела ранить твоих чувств.

Внезапно Билл ощутил, как его стала терзать совершенно другая душевная боль. По своей небрежности в тот день он недооценил нужды Хоуп. Как же он мог быть таким халатным, таким бессердечным? Его страдания теперь казались невыносимыми.

Лицо Хоуп обрело выражение спокойствия и безмятежности.
— Они возвращаются за мной. Я чувствую их приближение. Билл, это так легко. Этот драгоценный Святой Дух, Который мы приняли — это Он ведёт меня. Обещай мне, что будешь проповедовать крещение Святым Духом до самой смерти. Это реально, и умирать прекрасно.
— Я обещаю тебе это.

Хоуп сумела слегка улыбнуться.
— Я также хочу, чтобы ты пообещал мне, что не будешь жить холостым.
— О Хоуп, я не могу обещать этого. Я слишком сильно тебя люблю.
— Билл, у нас двое детей. Я не хочу, чтобы они бегали беспризорные. Найди хорошую девушку-христианку, которая полюбит наших детей и приютит их, и женись на ней.
— О Хоуп, пожалуйста, не проси меня обещать это.
— Пожалуйста, Билл. Ты ведь не позволишь мне умереть разочарованной, не так ли?
— Я обещаю, что сделаю всё возможное, — пробормотал Билл, а сердце его, тем временем, готово было вырваться из груди.
— Билл, оставайся на миссионерском поприще, — таковы были её последние слова для него.
— Дорогая... Я похороню тебя на Уолнат-Ридж. И если я усопну, меня похоронят рядом с тобой. Если Иисус придёт прежде, чем я умру, я буду где-нибудь проповедовать Евангелие Святого Духа. В тот великий день, когда Иисус разверзнет небо и с небес спустится Новый Иерусалим, я возьму Билли Поля и Шарон Роуз, и перед тем, как войти, мы встретим тебя у Восточных Ворот.

Хоуп улыбнулась в последний раз и сжала его руку. Затем она сомкнула глаза, чтобы идти к Божьему Городу по той тропе между пальмами. В памяти Билла она навсегда осталась 24-летней Хоуп…